Да, есть люди, которые помнят нас, сегодняшних родителей, первоклассниками. И видели первоклассниками наших детей. Это учителя начальных классов, работающие в школе не один десяток лет. Кто лучше сможет рассказать, как изменились за это время дети — и родители тоже? Психолог Екатерина Мурашова воспользовалась возможностью и расспросила знакомую учительницу.

Когда мне случается читать лекции для родителей, меня довольно часто спрашивают: а вот скажите, вы ведь уже давно работаете на одном и том же месте — дети за эти годы изменились?

Я, конечно, что-то отвечаю. Но при этом сама понимаю ограниченность своего ответа. Ведь ко мне (психологу) в поликлинику всегда приходил и приходит сегодня весьма специфический контингент семей. Как же я могу судить обо всех?

Но вопрос-то на самом деле интересный. А у кого спросить? И вот, представьте, мне выдалась возможность.

Учительница начальных классов, которая проработала в обычной средней школе ровно (держитесь крепко!) сорок лет. Пришла к своим первым ученикам после педагогического училища, в 21 год. Сейчас ей шестьдесят один.

Работала за это время всего в двух школах. Сначала — на северной окраине Ленинграда, потом переехала на южную окраину, и стало очень тяжело добираться к месту работы. И вот теперь уже шестнадцать лет работает здесь, в школе недалеко от моей поликлиники. Награждена медалью, автор трех учебных пособий.

При этом настоящее свое имя почтенная дама просила не называть, согласна называться Марьей Петровной. Так и назовем. С некоторыми бывшими учениками Марья Петровна поддерживает отношения четверть века и больше. Выучила уже пятнадцать детей своих бывших учеников. Многие бывшие «северные» ученики сетуют: уж очень далеко возить, а то бы мы непременно…

И как не спросить у такого человека, который сорок лет подряд каждый день наблюдает совершенно никак не отобранных и взрослеющих у него глазах детей! Изменились дети или нет? И если изменились, то как? И я спросила. Результатами делюсь с вами, уважаемые читатели.

Лихие 90-е

— Так изменились дети за эти сорок лет или нет?

— Безусловно, изменились. Точнее даже так: менялись не раз.

— А вот эти «разы» можете приблизительно назвать?

— (Задумалась.) Точно не скажу. Но, помню, вначале дети были такие спокойные, ласковые, всё висли на мне. Балбесистые немного, это да. И родителям многим было как-то до учебы все равно, и самим детям. Хотя были и такие принципиальные отличники, прилежные, устремленные. Эти и сейчас есть, кстати, никуда не делись. Но им всем хотелось нравиться, дружить. Это вот прямо цель такая у них была: мой лучший друг, моя лучшая подруга. И коллектив, стоять друг за друга — это тоже важно было. Еще мы соревнования октябрятских звездочек устраивали, они, помню, очень откликались…

Потом, когда перестройка началась, дети стали тревожные. Это от родителей шло, конечно. У нас же обычная школа была, многие родители работу потеряли, зарплату не платили, мы знали это все. В магазинах ничего нет, что завтра будет — непонятно, дети это всё чувствовали. Семьи распадались.

Появились злые дети, озлобленные. Даже маленькие совсем. Я, помню, иногда прямо не знала, как к ним подход найти. Где уж там «жи-ши пиши с буквой и»! Иногда помогало просто обнять их, к себе прижать. Держишь его и прямо чувствуешь, как он успокаивается, оттаивает. А назавтра снова — пришел из дома, и колючки торчат. Но иногда они не давались, конечно, и смотрели как зверьки. Жалко их было…

Успеваемость тогда стала совсем неровной. Кто-то прямо с первого класса истово учился, как будто в тетрадке, в учебнике спасается от чего. И тогда вот появились массово маленькие дети, которые не из своих особенностей по здоровью на уроке «отсутствуют» (такие всегда были и сейчас есть), а из каких-то внешних, семейных или своих личных дел.

Но можно и по-другому сказать: дети мои тогда как-то почти разом повзрослели, щенячесть из них из многих ушла начисто. Помню, мальчик Вася (второй класс) мне как-то сказал: «Марья Петровна, а вы, когда приходите, дверь за собой в квартиру хорошо закрываете? Проверяете? Вы проверяйте обязательно! Не дай бог что! Знаете, какой сейчас уровень преступности!».

Потом выровнялось все как-то. Семьи приспособились, и дети тоже. Хотя еще помню, как во дворе мои дети на продленке в «маньяка» играли. Это тогда, в 90-е, — ни до, ни после такого не видела. Телевизор, конечно, ну и взрослые за детей боялись, накручивали их.

Что еще? После, пожалуй, уже каких-то таких скачков не было, постепенно менялось все.

О чувствах и знаниях

— Что именно менялось? Как? Можно ли выделить какие-то тенденции?

— Я с конца начну, можно? Мне так проще. Сейчас есть матери, просто зацикленные на своих детях. Когда я начинала работать, таких не было вообще. Ни одной не помню. Кто-то больше школой интересуется, кто-то меньше, но у всех своя жизнь. А у детей — своя. Дружба, вражда, ссоры-примирения, «двойки»-«пятерки», какая-то там общественная жизнь. Детская. А сейчас иногда даже понять нельзя, кто в школу пошел — мать или ребенок.

— И как такая позиция матерей, по вашему мнению, отражается на детях?

— Дети перестают себя чувствовать. Какая-то тонкая настройка у них отключается, что ли. То есть только сильные чувства: хочу, не хочу, буду, не буду, дать, люблю, ненавижу…

Раньше дети в школе таких чувств совсем не выражали. Испытывали наверняка, но не решались наружу — школа же, коллектив… Снаружи оставалось что потоньше, этим и обучались оперировать. А у этих вот это, сильное (можно же!), бывает, все остальное начисто забивает. Иногда даже кажется, если не знать: все ли с ним в порядке?

— То есть современные дети сильнее и свободнее выражают свои чувства?

— (Качает головой.) Что ж, можно и так сказать…

— А что насчет знаний?

— О, современные дети знают намного, намного больше, чем те, с которыми я начинала работать! Иногда они знают больше меня или, во всяком случае, быстрее умеют извлекать нужную им информацию.

Зачем нужен учитель

— А какая информация им нужна?

— В самую точку вы спросили! Вот этого-то они еще и не знают, как и те, прежние, сорок лет назад. Хватают, что подвернется и громче кричит. Но раньше-то был тоненький ручеек, и черпать из него приходилось по чайной ложке. Трудоемкий процесс. А сейчас водопад информации, практически никак не структурированной. Очень, очень важная роль родителей и учителей. Не все это понимают. Некоторые говорят: если вся информация в интернете, то зачем нужен учитель?

— А зачем?

— Расставить вешки. Вот здесь — путь. И здесь — путь. От этой палочки к этой. А здесь болотина. Что хорошо стало? Раньше был один правильный путь для всех. Кому не подходит — на обочину. А теперь можно из многих выбирать. И учителя, кстати, тоже. Ни один ведь учитель всех-то путей показать не может, каждый из нас — по-своему ограниченный человек…

— Простите, Марья Петровна, я, кажется, запуталась. Какие «многие пути» в таблице умножения и «жи-ши пиши с буквой…»? Надо этому детей учить или уже не надо?

— Конечно, надо. Только это очень быстро можно сделать, если ребенок здоров физически и психически. Четыре года не нужно.

— Вот, вот! Именно об этом и говорят апологеты домашнего обучения! Мы быстро научим, а остальное время — кружки, творчество… Как вы к этому относитесь?

— Никак пока. У меня данных нет. Вот первое такое поколение вырастет, пойдет работать, создаст семьи, родит своих детей, тогда и можно будет судить. Но большинство же пока — в школах. Об этом мне и надо думать. Учитель — это же не только «жи-ши», они же на моих глазах и в моих в том числе руках из детей подростками становятся, хочу я или не хочу, я на них влияю, и должна это, если я ответственный человек, как-то рефлектировать…

И дружат с компьютером как с человеком

— Так все-таки современные дети по сравнению с детьми четверть века назад — какие?

— Разнообразие — такого и близко не было сорок лет назад. Много детей более уверенных в себе, в собственной значимости. Не стесняются проявлять любопытство. Способны на самопрезентацию. Больше знают. Меньше чувствуют других людей, даже близких. Быстрее мыслят. Быстрее схватывают большие массивы впечатлений. Меньше думают о схваченном. Вообще не склонны долго думать об одном и том же. Гораздо менее умелые в смысле ручного творчества и подручного креатива. У меня сохранились поделки моих первых учеников. Никто из моих нынешних такого сделать не может. Спокойнее относятся к потерям. Хорошо переносят разнообразие. Совсем не ценят вещи (кроме, может быть, гаджетов)…

— Кстати, о гаджетах! Дети и компьютеры…

— Вы знаете, я хочу ошибаться, но мне кажется, что они с ним дружат. Вместо живых людей. Они уже к нему больше приспособлены, чем к реальным Петям и Светам.

— К нему? Вы имеете в виду, к своему смартфону? К планшету?

— Я имею в виду интернет, искусственный интеллект, как это называли во времена нашей с вами молодости. Помните, у некоторых героев в фантастике были такие как бы помощники, с которыми они все время общались? Вот, я про это. Я ведь за ними (за детьми) наблюдаю, учителя — профессионально очень внимательные люди. Мне кажется, родители ошибаются, когда все еще думают, что, отбирая смартфон, отбирают у своих детей «что». Кажется, они отбирают уже «кого»…

— Ого! Спасибо, Марья Петровна, мне надо подумать об этом. И большое спасибо вам за ваше мнение и за то, что уделили время.